− Чё, типа я знаменитость, да, раз ты у меня интервью хочешь взять?
− Будете зазнаваться, поговорю с кем-нибудь другим, вас тут вон сколько.
Хамоватый мужчина производил не очень приятное впечатление, и таких как он здесь было человек шестьдесят. Честно говоря, никогда не было желания общаться с бомжом, даже в роли журналиста. Случайно вышло, редакция отправила на социальную акцию – раздачу новогодних подарков нуждающимся. Ими оказались люди, живущие на улице. Торжественное вручение проходило в привычной им обстановке, на свежем воздухе, при минус 20 градусах и в канун нового года.
Бомжи выстроились в очередь к фургончику Деда Мороза. Переодетый в костюм соцработник выдавал праздничный паек и терпеливо юморил. «Дед, да ты охренел, где новогодняя бутылка шампанского? Не за конфетами же мы сюда приперлись» — возмущались социально нуждающиеся, распаковывая пакет с подарками.
Наблюдать за этим зрелищем со стороны было неприятно. Казалось, они почти все были на одно лицо: опухшее, с подбитым глазом, немытое… Среди них всего несколько женщин, зато пользующиеся бесспорным вниманием оставшегося бомонда. Специфический запах, которым пропитался морозный воздух, становился невыносимым. А от отборного мата, какого мои уши никогда не слышали, начинала болеть голова.
На меня, стоящую в сторонке, все чаще обращались подозрительные взгляды. В какой-то момент стало даже страшно, путей к отступлению было не так уж много, мы находились где-то на краю цивилизации, а Дед Мороз на своих оленях, точнее, газели, пользовался не особым авторитетом среди собравшейся толпы. Развернуться и уйти останавливало лишь любопытство. Почему они так живут?
Один из них, особенно активный, попытался развести меня на разговор. Надо сказать, риторические приемы общения у него отработаны до совершенства. За словом в карман не полезет. Не церемонится и не выбирает выражения.
− Хорошо, давайте поговорим, только вопросы буду задавать я, а вы отвечать на них, — в какой-то момент мое любопытство взяло верх.
− Чё, типа я знаменитость…
− Вас как зовут?
− Колян.
− Сколько вам лет? – На вид ему было около сорока, не меньше.
− Тебе-то что?
− Мы договорились, я – спрашиваю, вы – отвечаете.
Несколько секунд он переминался с ноги на ногу.
− Ну 28, чё дальше?
− Давно ведете такой образ жизни?
− Несколько лет. Да ты не понимаешь ничего. Знаешь, как у нас тут зае(…)сь.
− Догадываюсь.
− Мы же тут как братья все. Вот надо мне, например, сапоги. Звоню Вовану, да он их через пару часов найдет и принесет мне. А вы, люди, злые все.
− Это почему?
− Да потому. Вот чё все нас отбросами считают? Чё плохого мы вам сделали? Живем себе и живем, как хотим, так и живем. Вы ведь у нас не спрашиваете, как вам жить. Слушай, а ты ничего, пойдешь ко мне в любовницы?
− Вы не отвлекайтесь от темы.
− А вопрос тебе можно задать? – настаивал мой собеседник.
− Вы уже его, судя по всему, задали.
− Я другое хочу спросить, — тон его голоса слегка смягчился.
− Спросите, когда я закончу, и только один вопрос, не больше. У вас семья есть?
− Ну есть. Мамка и сестренка, как не припрусь, они из дому меня выгоняют.
− Почему?
− Ну типа им стыдно за меня, я ведь не поесть и поспать приходил, а за деньгами, или чтобы чего-нибудь стащить и продать потом. Они сначала давали мне деньги, когда просил, потом поняли, что никакие мои клятвы долго не живут, плюнули и сказали: живи как хочешь.
− Неужели у вас не возникало желания начать другую жизнь. Отмыться, привести себя в порядок, найти работу, вернуться в семью, в конце концов.
− Возникало.
− И что вы для этого сделали?
− Ничего. А зачем что-то делать? Напрягает. Я живу, как мне нравится, в свое удовольствие. И почти все тут такие. Нас же никто не заставляет жить на улице. Мы сами так выбрали. Я только рад! Не жизнь, а сказка.
− А как Новый год будете отмечать?
− Ну ты спросишь тоже. Под ёлкой, конечно, в городе их знаешь сколько! Соберемся братством нашим, шампанское, закуска и все такое. Весело, ты даже себе не представляешь.
− Ощущение, что у вас каждый день такой, ну только может не всегда под ёлкой. А где деньги берете на ежедневные праздники?
− Думаешь, мы нищие? Да я в день знаешь сколько зарабатываю?
− Сколько?
− Не твое дело. Хватает на жизнь.
− Сколько?
− Плюс каждый день кто-нибудь кормит, таких Дедов Морозов как этот навалом по всему городу, сегодня в одной точке, завтра в другой. Наши все знают, у нас информация знаешь как быстро передается? Одному стоит только узнать – все тут же по цепочке в курсе будут.
− Вы не ответили, сколько зарабатываете и как?
− Ну типа попрошайничаю хожу, там монетку кинули, сям. Спиз(…)ть иногда получается. Ну если не напрягаться, рублей 500 в день наличкой стопудово есть. А если захотеть, то ваще можно озолотиться. Соглашайся.
− На что?
− Любовницей моей, тебе понравится.
− Вы не в моем вкусе.
− Жаль.
− Подарком сегодняшним довольны?
− Можно было посолиднее хавки накидать, хоть икры там баночку.
− Вам, наверное, хоть слиток золота положить, только толку от этого никакого не будет. Задавайте ваш вопрос, только один, как и обещала.
Колян немного замялся. Смущенно так посмотрел на меня. Понизив прежде громкий и смелый голос, робко спросил:
− Ты почему ко мне на вы обращаешься? Я ведь не заслужил, еще и хамил тебе как мог.
Не помню уже, что ответила. Помню только, что впервые за время этого диалога почувствовала облегчение и надежду, что у Коляна еще не все потеряно, что он еще может найти себе в жизни более достойное место.
Мое терпение общения с бомжами было на исходе, хотя прошло всего минут 40. Дед Мороз снял бороду, вместо халата надел пуховик. Довольный, он ждал, пока социально незащищенные отведают полевой кухни, развернутой здесь же.
− Вы ведь давно этим занимаетесь, и насколько я понимаю, часто подобные встречи организуете? – поинтересовалась я у Алексея, который несколько минут назад раздавал подарки. – Неужели вы по-прежнему верите, что их можно спасти? Они ведь не хотят меняться.
− Хотите честно? – он на минуту задумался. Казалось, в нем боролись несколько мыслей одновременно. – Я сам был таким. Несколько лет бомжевал, вместе с братом. Брат так и загнулся, нелепо умер. Я бы, наверное, тоже. Но мне повезло, к нормальной жизни меня вернул такой же Дед Мороз, как я сейчас. Он приезжал, что-то раздавал нам, и каждый раз говорил: «Друзья мои, кто готов начать новую жизнь, могу предложить варианты работы». Ну и что-то в этом духе. Мы всегда смеялись над ним. Я однажды подошел к нему, сказал, что готов, больше даже шутя, интересно стало, что он предложит. И он меня постепенно, можно сказать, вытянул. Я действительно новую жизнь начал. На работу устроился, потом женился, дети появились. Я знаю на собственном опыте, что значит спать на улице, ни о чем не задумываться, обесценивать все, жить без единой мысли о будущем и настоящем, бессмысленно и в пьяном бреду… Но я знаю также и то, что из этого можно выйти.
Его прервал несмелый голос уличного жителя: «Алексей, вы что-то говорили по поводу работы. Может, думаю, попробовать… Что-то я устал уже так. А вдруг и правда получится. Посоветуйте, с чего начать».
− Будете зазнаваться, поговорю с кем-нибудь другим, вас тут вон сколько.
Хамоватый мужчина производил не очень приятное впечатление, и таких как он здесь было человек шестьдесят. Честно говоря, никогда не было желания общаться с бомжом, даже в роли журналиста. Случайно вышло, редакция отправила на социальную акцию – раздачу новогодних подарков нуждающимся. Ими оказались люди, живущие на улице. Торжественное вручение проходило в привычной им обстановке, на свежем воздухе, при минус 20 градусах и в канун нового года.
Бомжи выстроились в очередь к фургончику Деда Мороза. Переодетый в костюм соцработник выдавал праздничный паек и терпеливо юморил. «Дед, да ты охренел, где новогодняя бутылка шампанского? Не за конфетами же мы сюда приперлись» — возмущались социально нуждающиеся, распаковывая пакет с подарками.
Наблюдать за этим зрелищем со стороны было неприятно. Казалось, они почти все были на одно лицо: опухшее, с подбитым глазом, немытое… Среди них всего несколько женщин, зато пользующиеся бесспорным вниманием оставшегося бомонда. Специфический запах, которым пропитался морозный воздух, становился невыносимым. А от отборного мата, какого мои уши никогда не слышали, начинала болеть голова.
На меня, стоящую в сторонке, все чаще обращались подозрительные взгляды. В какой-то момент стало даже страшно, путей к отступлению было не так уж много, мы находились где-то на краю цивилизации, а Дед Мороз на своих оленях, точнее, газели, пользовался не особым авторитетом среди собравшейся толпы. Развернуться и уйти останавливало лишь любопытство. Почему они так живут?
Один из них, особенно активный, попытался развести меня на разговор. Надо сказать, риторические приемы общения у него отработаны до совершенства. За словом в карман не полезет. Не церемонится и не выбирает выражения.
− Хорошо, давайте поговорим, только вопросы буду задавать я, а вы отвечать на них, — в какой-то момент мое любопытство взяло верх.
− Чё, типа я знаменитость…
− Вас как зовут?
− Колян.
− Сколько вам лет? – На вид ему было около сорока, не меньше.
− Тебе-то что?
− Мы договорились, я – спрашиваю, вы – отвечаете.
Несколько секунд он переминался с ноги на ногу.
− Ну 28, чё дальше?
− Давно ведете такой образ жизни?
− Несколько лет. Да ты не понимаешь ничего. Знаешь, как у нас тут зае(…)сь.
− Догадываюсь.
− Мы же тут как братья все. Вот надо мне, например, сапоги. Звоню Вовану, да он их через пару часов найдет и принесет мне. А вы, люди, злые все.
− Это почему?
− Да потому. Вот чё все нас отбросами считают? Чё плохого мы вам сделали? Живем себе и живем, как хотим, так и живем. Вы ведь у нас не спрашиваете, как вам жить. Слушай, а ты ничего, пойдешь ко мне в любовницы?
− Вы не отвлекайтесь от темы.
− А вопрос тебе можно задать? – настаивал мой собеседник.
− Вы уже его, судя по всему, задали.
− Я другое хочу спросить, — тон его голоса слегка смягчился.
− Спросите, когда я закончу, и только один вопрос, не больше. У вас семья есть?
− Ну есть. Мамка и сестренка, как не припрусь, они из дому меня выгоняют.
− Почему?
− Ну типа им стыдно за меня, я ведь не поесть и поспать приходил, а за деньгами, или чтобы чего-нибудь стащить и продать потом. Они сначала давали мне деньги, когда просил, потом поняли, что никакие мои клятвы долго не живут, плюнули и сказали: живи как хочешь.
− Неужели у вас не возникало желания начать другую жизнь. Отмыться, привести себя в порядок, найти работу, вернуться в семью, в конце концов.
− Возникало.
− И что вы для этого сделали?
− Ничего. А зачем что-то делать? Напрягает. Я живу, как мне нравится, в свое удовольствие. И почти все тут такие. Нас же никто не заставляет жить на улице. Мы сами так выбрали. Я только рад! Не жизнь, а сказка.
− А как Новый год будете отмечать?
− Ну ты спросишь тоже. Под ёлкой, конечно, в городе их знаешь сколько! Соберемся братством нашим, шампанское, закуска и все такое. Весело, ты даже себе не представляешь.
− Ощущение, что у вас каждый день такой, ну только может не всегда под ёлкой. А где деньги берете на ежедневные праздники?
− Думаешь, мы нищие? Да я в день знаешь сколько зарабатываю?
− Сколько?
− Не твое дело. Хватает на жизнь.
− Сколько?
− Плюс каждый день кто-нибудь кормит, таких Дедов Морозов как этот навалом по всему городу, сегодня в одной точке, завтра в другой. Наши все знают, у нас информация знаешь как быстро передается? Одному стоит только узнать – все тут же по цепочке в курсе будут.
− Вы не ответили, сколько зарабатываете и как?
− Ну типа попрошайничаю хожу, там монетку кинули, сям. Спиз(…)ть иногда получается. Ну если не напрягаться, рублей 500 в день наличкой стопудово есть. А если захотеть, то ваще можно озолотиться. Соглашайся.
− На что?
− Любовницей моей, тебе понравится.
− Вы не в моем вкусе.
− Жаль.
− Подарком сегодняшним довольны?
− Можно было посолиднее хавки накидать, хоть икры там баночку.
− Вам, наверное, хоть слиток золота положить, только толку от этого никакого не будет. Задавайте ваш вопрос, только один, как и обещала.
Колян немного замялся. Смущенно так посмотрел на меня. Понизив прежде громкий и смелый голос, робко спросил:
− Ты почему ко мне на вы обращаешься? Я ведь не заслужил, еще и хамил тебе как мог.
Не помню уже, что ответила. Помню только, что впервые за время этого диалога почувствовала облегчение и надежду, что у Коляна еще не все потеряно, что он еще может найти себе в жизни более достойное место.
Мое терпение общения с бомжами было на исходе, хотя прошло всего минут 40. Дед Мороз снял бороду, вместо халата надел пуховик. Довольный, он ждал, пока социально незащищенные отведают полевой кухни, развернутой здесь же.
− Вы ведь давно этим занимаетесь, и насколько я понимаю, часто подобные встречи организуете? – поинтересовалась я у Алексея, который несколько минут назад раздавал подарки. – Неужели вы по-прежнему верите, что их можно спасти? Они ведь не хотят меняться.
− Хотите честно? – он на минуту задумался. Казалось, в нем боролись несколько мыслей одновременно. – Я сам был таким. Несколько лет бомжевал, вместе с братом. Брат так и загнулся, нелепо умер. Я бы, наверное, тоже. Но мне повезло, к нормальной жизни меня вернул такой же Дед Мороз, как я сейчас. Он приезжал, что-то раздавал нам, и каждый раз говорил: «Друзья мои, кто готов начать новую жизнь, могу предложить варианты работы». Ну и что-то в этом духе. Мы всегда смеялись над ним. Я однажды подошел к нему, сказал, что готов, больше даже шутя, интересно стало, что он предложит. И он меня постепенно, можно сказать, вытянул. Я действительно новую жизнь начал. На работу устроился, потом женился, дети появились. Я знаю на собственном опыте, что значит спать на улице, ни о чем не задумываться, обесценивать все, жить без единой мысли о будущем и настоящем, бессмысленно и в пьяном бреду… Но я знаю также и то, что из этого можно выйти.
Его прервал несмелый голос уличного жителя: «Алексей, вы что-то говорили по поводу работы. Может, думаю, попробовать… Что-то я устал уже так. А вдруг и правда получится. Посоветуйте, с чего начать».
