Бабочка как символ преображения и закономерного развития — сначала икринки, потом гусеницы, потом куколки, и лишь после этого бабочка. И у каждого состояния этого превращения есть свой край, свой переход.
Помню, в детстве сорвала листок с дерева, на котором бабочка отложила икру, спрятала его в банку и закрыла крышкой. Потом бегала и всем показывала этот чудо-сосуд, из которого, как я всех уверяла, скоро вылетят маленькие разноцветные бабочки. Я в это верила, пока кому-то не надоел мой наивный восторг и мне в жесткой форме объяснили, что скоро оттуда вылезут гусеницы. Вот их-то, в отличие от бабочек, я совершенно не ждала, более того, воспринимала их брезгливо, как полагается, визжала при виде их и убегала далеко. Поэтому выкинула этот листок из банки, дабы избежать неприятностей.
А потом я начала ловить «готовых» бабочек на огороде, разглядывала их красивые крылья, а когда отпускала, понимала, что бабочка больше не жизнеспособна, что она больше не может летать, потому что на моих пальцах оставалась вся пыльца с крыльев. И я несла их хоронить в каких-то крышечках из-под банок. Маленькое пространство земли, так называемое кладбище для бабочек, было усыпано цветами, на могилку для каждой бабочки я плела цветочные венки. И было почему-то по-детски весело от этих церемоний, сейчас даже страшно вспоминать об этом.
Так я закопала несколько бабочек. Показала это кладбище своим друзьям-соседям, и они даже поучаствовали в паре церемоний в качестве музыкально-звукового сопровождения. Тогда это казалось чем-то увлекательным, сейчас звучит, наверное, жестоко.
Мне казалось, это намного интереснее и жизненнее, чем маленькие «секретики», составлением которых мы соревновались с детворой.
«Секретики» делались в земле. Нужно было раскопать небольшую лунку, выложить там красивую композицию из цветочков, травинок, камушков или любых других мелких деталей, а сверху накрыть это стеклышком. Потом закопать это и срочно бежать за кем-нибудь, чтобы показать. И вот приходил кто-то смотреть, я раскапывала обозначенное место, и там появлялся мой секретик — стеклышко, под которым во всей красе выявлялась моя фантазия. И для этих секретиков у меня тоже было свое отдельное «кладбище». Я хоронила свои секретики под землей до тех пор, пока кто-то по незнанию не прошелся по этому месту и не сравнял все бугорки с землей, так, что я не смогла даже разыскать, где именно были закопаны мои секретики. На этом все и закончилось.
Помню, пару лет назад я вспомнила про бабочек на групповом сеансе психоанализа, чем вызвала бурную реакцию присутствующих, правда, никакого диагноза они мне тогда не поставили, но сказали, что это может быть входом при работе с какой-то детской травмой. На том и договорились.
Тема умирания. В символическом значении. Не бояться позволять умирать старому, чтобы появилось новое. Не бояться отпускать прошлое, чтобы дать жизнь настоящему и будущему. Один из моих самых сильных страхов заключался в формулировке «умирать страшно не потому что все закончится, а потому что все начнется заново». Переход через край, где все сначала. По сути, это не страх смерти, а страх рождения. Опять же, в символическом значении.
Страх из куколки превратиться в бабочку. Позволить умереть куколке, чтобы родилась бабочка.
Помню, в детстве сорвала листок с дерева, на котором бабочка отложила икру, спрятала его в банку и закрыла крышкой. Потом бегала и всем показывала этот чудо-сосуд, из которого, как я всех уверяла, скоро вылетят маленькие разноцветные бабочки. Я в это верила, пока кому-то не надоел мой наивный восторг и мне в жесткой форме объяснили, что скоро оттуда вылезут гусеницы. Вот их-то, в отличие от бабочек, я совершенно не ждала, более того, воспринимала их брезгливо, как полагается, визжала при виде их и убегала далеко. Поэтому выкинула этот листок из банки, дабы избежать неприятностей.
А потом я начала ловить «готовых» бабочек на огороде, разглядывала их красивые крылья, а когда отпускала, понимала, что бабочка больше не жизнеспособна, что она больше не может летать, потому что на моих пальцах оставалась вся пыльца с крыльев. И я несла их хоронить в каких-то крышечках из-под банок. Маленькое пространство земли, так называемое кладбище для бабочек, было усыпано цветами, на могилку для каждой бабочки я плела цветочные венки. И было почему-то по-детски весело от этих церемоний, сейчас даже страшно вспоминать об этом.
Так я закопала несколько бабочек. Показала это кладбище своим друзьям-соседям, и они даже поучаствовали в паре церемоний в качестве музыкально-звукового сопровождения. Тогда это казалось чем-то увлекательным, сейчас звучит, наверное, жестоко.
Мне казалось, это намного интереснее и жизненнее, чем маленькие «секретики», составлением которых мы соревновались с детворой.
«Секретики» делались в земле. Нужно было раскопать небольшую лунку, выложить там красивую композицию из цветочков, травинок, камушков или любых других мелких деталей, а сверху накрыть это стеклышком. Потом закопать это и срочно бежать за кем-нибудь, чтобы показать. И вот приходил кто-то смотреть, я раскапывала обозначенное место, и там появлялся мой секретик — стеклышко, под которым во всей красе выявлялась моя фантазия. И для этих секретиков у меня тоже было свое отдельное «кладбище». Я хоронила свои секретики под землей до тех пор, пока кто-то по незнанию не прошелся по этому месту и не сравнял все бугорки с землей, так, что я не смогла даже разыскать, где именно были закопаны мои секретики. На этом все и закончилось.
Помню, пару лет назад я вспомнила про бабочек на групповом сеансе психоанализа, чем вызвала бурную реакцию присутствующих, правда, никакого диагноза они мне тогда не поставили, но сказали, что это может быть входом при работе с какой-то детской травмой. На том и договорились.
Тема умирания. В символическом значении. Не бояться позволять умирать старому, чтобы появилось новое. Не бояться отпускать прошлое, чтобы дать жизнь настоящему и будущему. Один из моих самых сильных страхов заключался в формулировке «умирать страшно не потому что все закончится, а потому что все начнется заново». Переход через край, где все сначала. По сути, это не страх смерти, а страх рождения. Опять же, в символическом значении.
Страх из куколки превратиться в бабочку. Позволить умереть куколке, чтобы родилась бабочка.
